Но это не помогло. Она заметила, что ее тихо, но неуклонно преследует яснолицая молодая женщина по имени Айрин, которой, как решила Корделия, поручили заняться ею. Она возникала рядом за едой, в коридорах, гостиных – и всегда с новым предлогом для беседы. Корделия избегала ее, как только могла, – иногда ловко, иногда открыто.
Еще через неделю девушка снова растворилась в толпе. Корделия вздохнула с облегчением, но, вернувшись в каюту, обнаружила там новую соседку: спокойную немолодую женщину с твердым взглядом в гражданском платье. Она не была бывшей пленной. Лежа на постели, Корделия мрачно наблюдала, как та распаковывает вещи.
– Привет, я – Джоан Спрейг, – жизнерадостно представилась женщина.
Настало время говорить прямо.
– Добрый день, доктор Спрейг. Думаю, я не ошибусь, предположив, что вы начальник Айрин.
Спрейг помолчала.
– Вы совершенно правы. Но я предпочитаю, чтобы общение было непринужденным.
– Нет, это не так. Вы предпочитаете, чтобы оно выглядело непринужденным. Но быть и казаться – разные вещи.
– Вы – очень незаурядная личность, капитан Нейсмит.
– Ну… это больше относится к вам, чем ко мне. Что будет, если я соглашусь побеседовать с вами? Вы отзовете остальных ищеек?
– Я здесь для того, чтобы слушать вас, – но только тогда, когда вы будете к этому готовы.
– Ну, тогда спрашивайте, о чем хотите знать. Покончим с этим, чтобы нам обеим можно было успокоиться.
«Мне и вправду бы не помешала какая-нибудь терапия, – печально думала Корделия. – Так погано себя чувствую…»
Спрейг уселась на ее постель: на губах – мягкая улыбка, в глазах – пристальное внимание.
– Я хочу помочь вам вспомнить, что происходило, пока вы были в плену на барраярском флагмане. Каким бы ужасным ни было подавленное воспоминание, но осознать его – значит сделать первый шаг к самоконтролю.
– Хм-м… Кажется, у нас противоположные цели. Я с необычайной ясностью помню все, что со мной произошло в то время. И мне нисколько не трудно осознавать все это. Чего бы мне хотелось, так это все забыть, хотя бы ненадолго. Тогда я могла бы спокойно спать по ночам.
– Понимаю. Продолжайте. Почему бы вам не рассказать обо всем, что случилось?
Корделия перечислила события, начиная со старта с Колонии Бета и кончая убийством Форратьера. Она оборвала рассказ перед появлением Форкосигана, неопределенно проговорив:
– Я пару дней скрывалась по разным закоулкам, но в конце концов они меня поймали и посадили обратно в камеру.
– Так. Вы не помните, как вас мучил и насиловал адмирал Форратьер, и не помните, как убили его.
– Меня не мучили и не насиловали. И я его не убивала. Кажется, я только что сообщила вам об этом.
Врач печально покачала головой:
– Нам доложили, что барраярцы дважды забирали вас из лагеря. Вы помните, что происходило при этом?
– Да, конечно.
– Вы можете это описать?
Корделия закусила губу.
– Нет.
Тайна убийства принца ничего не значит для эскобарцев: невозможно ненавидеть Эзара Форбарру сильнее, чем они его ненавидят. Но даже намек на правду, попав в прессу, будет иметь катастрофические последствия для гражданского мира на Барраяре. Мятежи, военный переворот, свержение императора – все пойдет своим чередом. А если на Барраяре начнется гражданская война, разве Форкосиган не может в ней погибнуть? «Господи, ну пожалуйста, – устало подумала Корделия, – не надо больше смертей».
А эта проклятая врачиха сразу насторожилась… Видя себя в ловушке, Корделия решила отступить, хотя и понимала, что момент упущен.
– Во время бетанской астроэкспедиции на эту планету, как вы, наверное, знаете, погиб один из наших офицеров. По моей просьбе было изготовлено надгробие для его могилы. Вот и все.
– Понимаю, – вздохнула Спрейг. Она даже не скрывала, что считает ее слова отговоркой. – У нас есть еще один подобный случай. Девушку изнасиловал Форратьер или кто-то из его людей, а потом барраярские медики подчистили ей память. Наверное, надеялись спасти репутацию этого негодяя.
– Ах да, помню, я встречала ее на флагмане. Она была и в моей палатке, верно?
Доктор Спрейг поспешно махнула рукой – в знак того, что это профессиональная тайна.
– Насчет той девушки вы правы, и я рада, что она получает необходимую помощь. Но со мной вы ошибаетесь. И относительно репутации Форратьера – тоже. Единственная причина, по которой разошлась эта небылица насчет меня, кроется в том, что в глазах толпы быть убитым слабой женщиной еще позорней, чем собственным солдатом.
– Одних только данных о вашем физическом состоянии достаточно, чтобы я этому не поверила, – сухо заметила Спрейг.
– Каких еще данных? – на мгновение опешила Корделия.
– Данных, свидетельствующих о том, что вы подвергались пыткам, – отчеканила ее собеседница с мрачным, даже несколько сердитым видом. Но Корделия поняла, что гнев направлен не на нее.
– Что за чушь! Меня не пытали!
– Пытали. И заставили вас забыть об этом. Но скрыть физические следы они не могли. Вы знаете, что у вас была сломана рука и два ребра? На шее многочисленные синяки, сильные ушибы на голове, на руках и ногах – вообще на всем теле. А биохимический анализ крови свидетельствует о крайнем стрессе, сенсорном голодании, значительной потере веса, нарушениях сна, избытке адреналина. Мне продолжать?..
– Ах это… – сказала Корделия. – Это…
– «Ах это?» – повторила врач, приподнимая бровь.
– Это я могу объяснить, – подтвердила Корделия, сдерживая смех. – В некотором смысле вина за мои грехи лежит на вас, на эскобарцах. Во время отступления я находилась в тюремной камере на борту флагманского корабля. Вы в него попали – и встряхнули всех, как камешки в банке, включая и меня. Вот откуда переломы и все такое прочее.